Три года назад в г. Самара преставился дивный молитвенник, мудрый наставник, нежный и любящий духовный отец, открывший очень и очень многим людям путь ко Христу, — схиархимандрит Николай (Феоктистов). Этот очень и очень личный текст я посвящаю памяти дорогого Батюшки.
…У него было блестящее богословское образование — но многие считали его «простым деревенским батюшкой». Даже мы поддавались какое-то время на его знаменитое «да спасет и помиловает вас» — пока один из нас не раскопал на его чердаке докторскую диссертацию по богословию.
Карьерист бы сказал, что он «мог бы быть где-то там» — но Батюшка всегда знал только два слова в ответ священноначалию: «Как благословите». Поэтому всю жизнь до старости жил и служил в тяжелых условиях, терпел гонения от уполномоченных, а иной раз и от паствы («а меня с семьей однажды по селу камнями гоняли…»), потерял здоровье — но любовь к Богу и людям не угасала, напротив — пламенела и разгоралась все сильнее. Да, я не могу сказать «светила», именно разгоралась, и нам-молодым он виделся в силе ветхозаветных пророков… но с каждым человеком он был предельно деликатным и ласковым, настолько, что это поражало.
Лишь недавно я прочла, что его связывали и духовные, и теплые дружеские узы с членами семьи Святейшего Патриарха. Однако единственный раз мы слышали от Батюшки о нем – в тот год, когда Его Святейшество прибыл в наш город. Батюшка только и сказал: «Поклон передайте…»
Чадушки решили, что это батюшка юродствует, — навроде разных башмаков или расчесывания бороды перед алтарем, коими он смущал тех, кто пришел не помолиться, а поглазеть «на старца». И ничего не передали. А Батюшка и тогда сказал только: «Однокашники мы были». И в свойственной ему манере прибавил: «Он умный был, экстерном сдавал и быстрее закончил, а я неумным был и…»
Он был келейником грозного наместника Псково-Печерской обители Алипия (Воронова), поучался «при ногу» великих старцев, но они благословляли: в мир. А за его спиной добавляли: «Он там у них, в миру, вместо старца будет». Он и был… Молитвенник и прозорливец, о котором каждый, кто его знал, может рассказать, «как бесов изгонял и людей исцелял», — но расскажет, скорее всего, не об этом. А о том, что превыше этих чудес. О том, как одним светом любящих глаз, одним нежным словом Батюшка мог коснуться самого сердца человека и преобразить его навсегда.
Он всегда стремился к монашеству. Лишь на склоне лет, когда болезнь уже совсем растерзала его, подвижники Афона благословили его на постриг. Зная его твердое убеждение, что место монаху только в монастыре, и здесь дали ему испытание на отсечение воли: велели оставаться на приходе, в миру. И впоследствии на день его отпевания будет перенесено празднование собора Афонских святых.
Диабет, рак, ампутации. Но вот он уже снова в алтаре. Дух носит плоть, и мы грешные удостоены быть свидетелями этого чуда. Чуда мученического подвига, чуда подвига преподобнического.
Как мы бываем слепы! В те годы я читала брошюрки, бестолковые брошюрки, в результате «училась» только осуждению и чувству вины. А моим духовным отцом стал великий праведник, которому этот дух был совершенно чужд. И когда ему незадолго до исхода явился его давно почивший старец с грубыми обвинениями в «плохом несении подвига монашества» — он сразу понял: не старец это. Старец со слезами любви сказал бы: покайся, брате, что ж ты делаешь, как живешь… А у явившегося не было любви. Батюшка сотворил молитву — и явление исчезло. Но духом понял он, к чему такое искушение было. И стал готовиться — к встрече с Отцом.
Однажды я очень унывала от болезни и от того, что из-за этой болезни потеряла друзей — они, будучи здоровыми, считали слабость и боли притворством. В тот день мой муж поехал к Батюшке. И Батюшка внезапно строго сказал ему: «А когда меня везли ампутировать ногу — я плакал!» Может, он и не плакал, да и скорее всего. Но он ответил на мой незаданный вопрос и спас меня от отчаяния.
Он мог просить прощения у молодого парня за то, что что-то посоветовал его жене без ведома мужа, и это становилось великим уроком деликатности на всю жизнь. Он мог исповедовать своего недавно рукоположенного духовного сына, а потом надеть свою епитрахиль на него: «А теперь ты меня исповедуй!»
За такими уроками великой школы смирения, терпения немощей ближнего, осторожности с хрупкостью этого самого ближнего, который подчас бывает ну таким глупым и невыносимым (как и мы для кого-то…) — как-то забываются те моменты, что обычно и принято считать чудесами.
…»Батюшка, я не пойду к старцу Н., я его найти не могу!» — «Как это не можешь? Служба идет? Иди в такой-то храм и за колонной он сидит, иди!» Батюшка — в Самаре. Вопрошающий — в Троице-Сергиевой Лавре, телефонный разговор. После таких точных указаний старец Н., разумеется, не спрятался и немедленно отыскан за колонной…
…»Ты чего это плачешь? — настолько грозно мне, что я вжимаюсь в стену с открытым ртом. — Они же выграют суд! Вот еще! /уходит/ Они выиграют, а она плачет!»
Шансов — никаких. Суд… выигран.
И много, и много такого… Но на первый план в воспоминаниях все равно выходит не это. А как кормил голодных, как хоронил нищего собрата… Его иерейский крест, которым он благословлял моего мужа на рукоположение, несколько раз «прославился» тем, что рядом с ним некоторые люди начинали бесноваться. Но для нас он важен потому, что был передан Батюшкой. А сам Батюшка…
«Ой, батюшка, а что у вас за крест такой новый чудесный с камнями?» — «Да Патриарх Иерусалимский подарил…» — скромно так. Патриарх Иерусалимский Батюшку еще и оставил с собой служить на ту Пасху, откуда он привез такой чудный наперсный подарок. Но Батюшка разве сразу расскажет?!
С дивным старцем Иоанном (Крестьянкиным) они родились в один день, но в разные годы. Через Батюшку «всероссийский старец» вошел и в нашу жизнь. Как-то мы прочли одно из изданных писем старца — и там упоминалось определенное обстоятельство, которое виделось нам смутительным перед рукоположением. А Батюшка как раз ехал в паломничество… Рассказывают, что велел старец ему передать: «Что же ты делаешь, я в затворе и не могу принять!» А Батюшка встал на колени перед «гонцом» и сказал: «Не ради себя прошу — ради чад». И старец принял его. И Батюшка, вернувшись, сказал: «Всем вам от отца Иоанна благословение, а вот ему (указав на моего мужа) — особое благословение!» Против этого что-то говорить мы уже не смели…
Всё я путаю и путаю свой рассказ. Всё боюсь перейти к тому, из-за чего пишу. Три года как не с нами нашего любящего отца. 11-го июня (на память святителя Луки Крымского, которому столько молились Батюшкины родные и близкие) 2015 года он отошел в вечность. Последним, кого видел, сказал: «В субботу вы все ко мне придете». Так и вышло: отпевание назначили на субботу.
Моя запись того дня:
«А отпевать его будут в субботу — на эту субботу в этом году переносится в русской Церкви служба Афонским святым.
Забирают, стало быть, в свою обитель.
Ангелы, наверное, недоумевали, кого это ведет к Небесному Царствию сам Лука Крымский, к кому обращен святительский взгляд, исполненный сострадания. Отчего так ликует их собрат, ангел-хранитель. И кого это такого через всё Небесное Царство с детской резвостью и радостью помчались встречать Афонские и Псково-Печерские старцы. И только когда растерзанный болезнью безногий человек в схимническом облачении вдруг поднялся и преобразился в могучего богатыря в блистающих доспехах, крылатое воинство поняло: Церковь Воинствующая ныне передала Церкви Торжествующей одного из величайших своих воинов.»
Батюшка…
Помолись ты там о нас грешных.
И прости нас за всё.
Портал Православие.фм
